Он взял сосиску и деревянный шампур. Прошла минута, и на столе появилось вкуснейшее блюдо!
24.11.2015 2015-11-24T17:14:12+00:00 2015-11-25T11:22:11+00:00 Советы
Хот-доги, гамбургеры и прочая подобная еда давно уже ассоциируются у большинства из нас с фастфудом. Любопытно, что, несмотря на многочисленные осуждающие речи, пища эта всё равно пользуется немалой популярностью. Кое-кто даже готовит подобные блюда собственноручно, и результат трудов таких кулинаров получается куда более удобоваримым, чем творчество поваров уличной кухни. Главный герой этого короткого ролика, например, делится с нами собственным секретом, благодаря которому его хот-доги пользуются немалой популярностью. Парень нанизывает сосиски на шампуры, подобно шашлыку, а потом аккуратно надрезает их. Получившиеся спиральки он жарит на гриле, вкладывает в булочки и щедро поливает полюбившимися соусами. Секрет блюда состоит в том, что, благодаря надрезам, сосиска прожаривается куда лучше, чем обычно. К тому же теперь в хот-доге остается чуть больше места для приправ, овощей и прочих добавок. Не всё же голые сосиски с булкой уписывать, право слово!
Конечно, с шашлыком подобное кушанье не сравнится по определению, однако в качестве более доступной альтернативы сойдет. Добавь немного разнообразия в набор традиционных блюд для пикника!
Понравился рецепт? Покажи его друзьям!
Оставь свой комментарий
Средневековая алхимия (рецепты)
Алхимия в средние века играла важную роль наряду с химическими ремеслами — определяющую роль в подготовке современной химии; эту роль можно понять не через вычленение из алхимии ее рациональных фрагментов, но путем изучения ее как единого целого — феномена средневековой культуры.
«Чтобы приготовить эликсир мудрецов, или философский камень, возьми, сын мой, философской ртути и накаливай, пока она не превратится в зеленого льва. После этого прокаливай сильнее, и она превратится в красного льва. Дигерируй (нагревание твердого тела с жидкость, не доводя его до кипения) этого красного льва на песчаной бане с кислым виноградным спиртом, выпари жидкость, и ртуть превратится в камедеобразное вещество, которое можно резать ножом. Положи его в обмазанную глиной реторту и не спеша дистиллируй. Собери отдельно жидкости различной природы, которые появятся при этом. Ты получишь безвкусную флегму, спирт и красные капли. Киммерийские тени покроют реторту своим темным покрывалом, и ты найдешь внутри нее истинного дракона, потому что он пожирает свой хвост. Возьми этого черного дракона, разотри на камне и прикоснись к нему рас каленным углем. Он загорится и, приняв вскоре великолепный лимонный цвет, вновь воспроизведет зеленого льва. Сделай так, чтобы он пожрал свой хвост, и снова дистиллируй продукт. Наконец, мой сын, тщательно ректифицируй, и ты увидишь появление горючей воды и человеческой крови (Dumas, 1837, с. 30).
Основные составляющие философского камня (Lapis Philosophorum):
АЛХИМИЯ: РЕЦЕПТ И ВЕЩЬ, изготовленная по этому рецепту,—первая очевидность, просящаяся стать примером. Что же, пусть будет сначала рецепт ремесленный. Ну хотя бы такой — руководство по разбивке сада Пьера де Крвшенци из Болоньи (XIV в.) в книге о сельском хозяйстве. «-0 садах средних размеров, принадлежащих людям среднего достатка»: Протяжение участка, предназначенного для цветника, размеряют, сообразуясь с достатком и достоинством людей среднего состояния, а именно; два, три, четыре и более югеров (1 югер=0,26 га.— Примеч. переводчика). Окружают рвом и о/сивой изгородью из шиповника или роз, а также изгородью из гранатовых деревьев в теплых местностях, в холодных же — из орешника, сливы или айвы. Участок следует взрыхлить мотыгами и повсюду его выровнить. Потом посредством бечевок следует обозначить места, где будут посажены названные деревья. Здесь рассаживают шеренги или ряды грушевых деревьев и яблонь, а в теплых местностях — пальм и лимонов. Эти ряды должны находиться друг от друга на расстоянии по меньшей мере в 20 футов, или в 40, или больше, пожеланию хозяин. а В пределах одного ряда крупные деревья должны быть удалены друг от друга на 20 футов, а мелкие — на Ю. Между этими деревьями, выстроенными в ряд, можно посадить виноградные деревья различных видов; они будут служить и пользе, и наслаждению. По всему участку устраиваются лужайки, на которых часто удаляют неподходящую или слишком высокую траву. Косят эти лужайки два риза в год, чтобы они были красивее. » (1937, с. 711). Вырванную из природы площадь расчетливо приспосабливают к практической пользе, придавая ей совершенный вид с помощью обыденных ремесленных действий, вознесенных до действий искусства. Но сад не только для пользы. Он еще и для наслаждения. Лужайки косят, чтобы они были красивее. Сад — практической пользы. И душевной пользы тоже. Сад наслаждений. Гефсиманский сад. Райский сад — идеал сада земного. Обыденное действие вспыхивает священнодействием. Напротив, райский идеал достижим в мастерском рецептурном ремесле. Понятно, истолкование текста находится за пределами. Но зато в пространствах большого текста — тотального рецепта всего средневековья. Вернемся теперь к иным текстам, составляющим этот большой текст.
Разве рецепт есть принадлежность только ремесленной деятельности? Рецептурность определяет различные сферы деятельного созидания: этику и мораль, семью и право, христианскую апологетику и религиозную обрядность, искусство и ремесло, науку и опытно-магические действия алхимиков, привитые к дереву средневековья и ставшие исконно средневековыми — Все это держится на соблюдении рецепта, освященного авторитетом.
Соблюдение рецептурного кодекса-регламента — способ коллективно включиться в поле тяготения учителя. «Verbamagisiri» не обсуждаемы. Этими словами клянутся: «jurareinverbismagistri». He иметь собственного суждении почитается заслугой.
Рецепт может быть и не вполне строгим: не сделкаexvitermini, а лишь обещание, учит Фома Лквинский, предопределяет естественную обязанность исполнения, поскольку, по Генриху Сегузию, бог не делает никакого различия между простым словом и клятвой (Эйкен, 1907, с. 493).
Проповеди имеют силу общественного воздействия лишь постольку, поскольку они рецептурны, то есть содержат некую сумму моральных правил-запретов, исполнив которые следующий им получает возможность достичь вечного блаженства по смерти. Известен апокрифический рассказ: однажды население одного города настолько прониклось проповедью Франциска из Ассизи (XII—XIII в.), что все целиком пожелали стать францисканцами, а значит, неукоснительно выполнять, в числе прочего, один из главных запретов ордена — добродетель целомудрия, что должно в конечном счете завершиться прекращением человеческого рода. Вот тут-то и пришлось, говорит легенда, самому Франциску отговорить своих восторженных слушателей и вскорости учредить орден терциариев, в уставе которого все было как у францисканцев, только добродетель целомудрия была смягчена — можно иметь детей (с. 395). Рецепты можно изменить, но лишь авторитетом, столь чтимым в средние века, и никем иным, если под угрозу и в самом деле ставились коренные общественные интересы.
Отправление магических предписаний в алхимии, впрочем, и культовых обрядов, основанное на сознательном выполнении рецептурных правил, от частого повторения приобретало черты автоматизма. Вот пересказ одной стихотворной баллады XIII века. Один ученик, еще мирянин, отличался такой добродетелью: каждое утро он делал венок из роз и возлагал его на голову Мадонны. Став монахом, он уже не мог собирать цветы, как прежде, — было недосуг. Взамен старательный послушник ежедневно по пятидесяти, сверх положенных,раз читал «AveMaria». Однажды ему случилось идти через поле. Не удержавшись, следуя давнишнему своему обычаю, он сплел-таки венок для царицы небесной. Но прежде он ровно пятьдесят раз (пробил урочный час) прочитал свою молитву (с. 423). Схлестнулись два рецепта — один, по условию, вполне заменяющий другой. И, однако, все пятьдесят AveMaria были прочитаны — по привычке. Между тем этот последний венок был выражением осознанной воли, отмеченный личностью послушника и составляющий личный вклад.
Рецепт-молитва, казалось бы, представляющий чистое священнодействие, оборачивается устроением конкретной земной жизни земного человека, ушедшего в молитву. Становится обыденным действием! Действие же, напротив, возвышается до заоблачных высот, касается этих высот, исчезая в священном слове молитвы, выраженной, однако, в рецептурных запретах, рецептурных предписаниях, рецептурных предначертаниях. Земной сад, взращенный на райской почве.
Связанный с вещным мнровиденисм—осязаемым миром вещей, рецепт воспринимается как руководство к действию: никаких переносных смыслов. Предание рассказывает: одна наложница клирика спросила священника: «Отец, что будет с наложницами священников?» Тот в шутку ответил: «Они не могут спастись иначе, как войдя в огненную печь». Вернувшись домой, женщина растопила печь, буквально выполнила данный ей совет; тем и спасла, по наивному своему разумению, грешную свою душу. — Вот до чего впрямую, insensustrlcto, воспринималось предписание даже столь фатального свойства. Средневековые рецепты (обрядово-ритуальные в особенности) содержат в явном виде внешние предписания. Поставлена цель — заслужить царство небесное. А для этого нужно точно и недвусмысленно знать, что делать: сколько и каких прочесть молитв, сколько денег потратить на милостыню, сколько дней блюсти пост и прочее.
Буквальное следование рецепту осуществляется не всегда. В условиях многослойности средневековой культуры можно быть накоротке с демоном (это и было у простого мирянина), а можно понимать, этого демона, аллегорически (это и понимал ученый богослов). Рецепт и алхимия вторгаются и в инобытийную сферу, превращаясь в мозаику странных действовавши и таинственных целеполаганий над как-будто алогичным, внеземным, но построенным но земному подобию. Церковь учит: человек воскреснет из мертвых, после чего, стало быть, он будет облачен телом (здесь мы уже вступаем в сферу чувственного). Не потому ли для средневекового сознания естественны нелепые вопросы архиепископа Юлиана из Толедо: «В каком возрасте умершие воскреснут? Воскреснут ли они детьми, юношами, зрелыми мужами или старцами? В каком облике они воскреснут и с каким телесным устройством? Сделаются ли жирные при жизни снова жирными и худощавые снова худощавыми? Будут ли существовать в той жизни половые различия? Приобретут ли воскресшие снова потерянные ими здесь на земле ногти и волосы?» (Гегель. 1935, XI, 3, с. 148—(49). Ответы на эти вопросы призваны воссоздать инобытийную реальность. Тогда-то и рецепты в областях потусторонних окажутся уместными. Средневековому ирреальному метафизическому рецепту предшествует создание чувственной ситуативиости, воссоздание вещественности физического мира.
Рецептурность проявляет себя не только в частных изысканиях средневековой мысли. Мыслители средневековья, склонные к синтетическим построениям, готовы всю подлунную уложить в непреложный рецептурный регламент. «ArsMagna» —«Великое искусство» Раймонда Луллил (XIII—XIV в.) — пример вселенского рецепта. Луллиевы круги исчерпывают, по замыслу их создателя, все субстанции и акциденции, все абсолютные и относительные предикаты мира. Вращение кругов по определенным правилам должно было дать правильные комбинации субстанций и предикатов — ответы на все случаи жизни. Это первый «кибернетический робот», который, задумано, мог все. Рецептурным оказывается и искусство. Разве Дантов «Ад», например, с иерархией кругов и рвов (в пределах каждого круга) не предполагает рецептурно однозначную иерархию человеческих грехов? Это выраженный в негативной форме (даны лишь запреты) величественный моральный рецепт.
И лишь «arsmanendi» — «искусство умирания», в коем и выявляется с наибольшей силой средневековое я для бога — мистическое интимное действо — пребывает вне рецептурных приемов.
Христианская концепция мира как изделия (Лактанций, IV в.) предполагает законченность этого мира, изготовлениость. Любое действие — лишь комментирование мира, копирование образца. Священнодейственный характер рецепта помогает совершенствованию об-газца, но не выходу за пределы. 1ежду тем строгие одежды средневекового мастера, напяленные на мага-чудодея, выглядят разностильно. Канонический рецепт средневековья утрачивает однозначность. Разноречие магических действий. От образца — к образу. На этом же, впрочем, пути замышляются действия в обход божественному предопределению, протйву послушнической покорности. Эти действия в обход — вопрошающие, изобретательские действия — внеположны узаконенному христианству. И все-таки в рамках христианства. Одной ручной работы не достаточно. Нужно еще вмешательство природы — силы, стоящей выше человека. Но силу эту нужно еще упросить — втайне от других, от бога и даже. от самого себя. Уговорить, убедить, влюбить в себя \ Л это уже совсем не поступок послушника. Это в некотором роде еретический акт, хотя и оформлен в подчеркнуто приличных терминах. Заставить надчеловеческую силу полюбить средневекового homojaber'a — это значит превысить человеческие возможности, вступив в соперничество с богом, особенно усердно ему молясь.
Итак, магия есть второй — после мистики — враг рецепта. Правда, магия не отменяет, а лишь преобразует рецептурное предписание. Впрочем, магия и алхимия не тождественны. Но общая территория их взаимодействия есть. Теперь же, вспомнив все то, что говорилось об алхимии — парадоксально средневековом феномене, попробуем обнаружить взаимодействия официальной средневековой и алхимической рецептурности; превращения, коим оказались подвержены эти разнородные формы рецептов в результате этих взаимодействий. Ведь и венок в честь девы Марии того послушника, полсотни раз отбивавшего поклоны, и смягчение целибата Франциска рядовых меньших братьев — все это выходы за пределы образца; окно в живую жизнь. Алхимия и рецептурное прочтение иных сфер культурного средневековья — следствие взанмоотраженности друг в друге всех частей средневековой культуры.
Алхимия в средневековом сознании — вещь бесспорная. Свободное отношение к ритуальной стороне жизни легко уживается с догматическими предписаниями. Средневековая алхимия свидетельствует об этом: алхимические занятия, по букве христианства, кощунственны. Вместе с тем особенности алхимического мышления способствуют скорее гармонии, нежели разладу. Алхимия как гипертрофированный образ официального средневековья и способствует, и препятствует этому. Не потому ли «обалхимиченный» средневековый рецепт и воспринимается буквальное руководство к действию, и обладает достоинствами разночтения? Это свидетельство много с дойности средневекового общества, функционально упорядоченной его организованности.
Рецепт-вещь и рецепт-молитва. Дело и Слово. Действие и священнодействие. Алхимия в контексте этих оппозиций — посередине. Он — овеществленная молитва. Сад, взращенный садовником на райской почве ежедневного молитвенного благочестия, и Гефсиманскийсад, цветущий от соков земных, оборачиваются в алхимическом рецепте садами Семирамиды, в реальных кущах которых реально живут реальные львы и драконы. Зато корни деревьев этих садов погружены в бессолевые почвы, предназначенные бесплодных алхимических селекции. Но в алхимическом рецепте живет самостоятельной жизнью словесно-вещественный кентавр, внятно выражая действенно-деловой смысл молитвы и священнодейственный смысл ремесленных процедур по производству вещей.
Приобщение к авторитету соборности, а вместе с этим приобщением растворение во всеобщем субъекте—боге и только таким образом обретение глубочайшей субъективности есть подлинное чаяние мастера, делающего вещь. Подлинное же чаяние послушника есть его собственная земная жизнь, им же осуществленная, но с помощью молитвы и внявшего ей бога. Вещь, созданная послушником, — это праведная жизнь, достойная по смерти райского, блаженного и вечного продолжения. Опять-таки приобщение к собору, но сначала словесным — молитвенным образом. Алхимик — сам себе собор: оратор и оратай, демиург и творец. Богоравный, индивидуально противостоит богу. Он же индивидуально с ним и сопоставлен. Тогда и алхимическое золото, полученное в результате осуществления алхимического рецепта, не есть только воспроизведение природного золота-образца. Оно самоценно и конкурентоспособно. Даже по отношению к своему создателю. Изделие алхимика в пределе может быть отделено от него самого, как, впрочем, и сам алхимик, одновременно оперирующий вещественным словом и словесно оформленной вешью. Но все эти возможности еще предстоит разглядеть в алхимических рецептах.
АЛХИМИЯ, исподволь подтачивающая остов официального средневекового мышления, высвечивает скрытую природу средневекового рецепта. Вот почему обращение к алхимическим реликтам есть не отдаление от средневековья, а приближение к нему.
Принцип алхимического золота — бескачественный и бесформенный принцип; но к предельно конкретный, вещественный. Золото упрятано в шелуху тварного, несовершенного. Столкнувшись с одухотворенно-телесным средневековьем, алхимический «физико-химический» эссенци-ализм осуществляет себя в жестком средневековом рецепте, который в виде запретов как бы воссоздает разрушенную телесность. Имя, оторвавшееся от вещи, странно соседствует с вещью. Эссенция адептов причастна божеству. Может быть, даже заменяет его. Но в ходе своей средневековой жизни она становится субъектно-конкретной, совпадая с бесконечным субъектом — уже не бесформенным, а представляющим, напротив, сверхформу, форму форм. Об этом говорят источники. Роджер Бэкон (XIII в.) в «Умозрительной алхимии» пишет о происхождении металлов и об их естественных началах. Начала металлов сутьртуть и сера. Природа стремится достичь совершенства, то есть золота. Но вследствие различных случайностей, мешающих ее работе, происходит разнообразие металлов. Соответственно чистоте и нечистоте этих двух компонентов — ртути и серы — происходят совершенныеи несовершенные металлы: совершенные — золото и серебро и несовершенные — олово, свинец, медь, железо (Морозов, 1909, с. 66). Реальный мир алхимика с самого начала поляризован. Противоположные крайности: несовершенное — совершенное, тварное — несотворенное. «Соберем же с благоговением следующие указания о природе металлов, о их чистоте и нечистоте, о их бедности или богатстве в упомянутых двух началах» (там же).
Далее следует описание всех шести металлов: «Золото есть тело совершенное. », серебро — «почти совершенное, но ему недостает только немного более веса, постоянства и цвета», олово хотя и чистое, но несовершенное потому, что оно «немного недопечено и недоварено». Медь и железо и того хуже. Если в первой «слишком много землистых негорючих частиц и нечистого цвета», то в железе «много нечистой серы» (с. 66-69).
Это еще не рецепт. Но такой взгляд на главную алхимическую материю — металлы предполагает стремление открыть бесчисленные руководства к действию. Одновременно и к священнодействию. Иначе говоря, сформулировать рецепты, коими наполнена вся история злато-ееребронскательской алхимии. Все устремлено к цели. Не почему и тем более не как будоражат ум алхимика. Единственный целепола-гатощий вопрос, предопределяющий конечность искания, волнует адепта: зачем? Зачем проводят бессонные, едкие от свинцовой пыли и синие от серного пламени ночи в тесной алхимической лаборатории? Для того, чтобы получить философский камень. Зачем нужен этот камень? Для того, чтобы получить золото или серебро — отделить плевелы от ржи, агнцев от козлищ, несовершенное от совершенного. Зачем нужно золото? и т. д. Одна цель сменяется другой. Менее существенная более существенной. Но всегда целью. Однако целью, готовой тут же по ее достижении стать средством. Средневековое мышление принципиально телеологично. Зато сама нацеленность на результат предполагает рецепт, то есть это сделать. Но это рецептурное — иной, священнодейственной ритуальной природы. С одной стороны, цель — практический итог, с другой — рецепт есть магия, двувектор-ио устремленная к цели: по-земному предметно, возвышенно ритуально. Сама же цель — лишь посох для продвижения по тернистой магической тропе, где каждый шаг рецептур но расчислен.
Жизнь Роджера Бэкона — ярчайший пример единения этих двух ипостасей средневекового духа: рациональной упорядоченности «экспериментирующего» естествоиспытателя и озаренной неуправляемости монаха-францисканца.
Рецептурность пронизывает различные формы мышления, сознания и самосознания человека средних веков. Она, всякий раз видоизменяясь, представляет собой многогранное целостное явление. Остановим внимание на некоторых алхимических рецептах Иоанна Исаака Голланда (XV—XVI в.) (Hollandus, 1667; ТС, 3, с. 304—514; Гол-ланд, 1787, с. II—III, 4, 6, 13—71, 85, 163, 348, 446-447). Вот рецепт, который называется так: «Простой способ приготовленияфилософского камня аз моча». Он взят из трактата «Камень Урины-»:«Прежде, чем наш камень сделается, то живет уже он; если же его найдешь, то тут же и умрет. Всякий, смотря на него, зажимает нос от его смрада. Он садится по сторонам сосуда, в котором долго находился, и каждый зажимает еще и тут нос от его состава или вонючего воздуха. » (ТС, 6, с. 566—568; Голланд, 1787, с.85).
В отличие от описаний металлов у Бэкона, освобождением которых от перчи достигается совершенное золото, здесь, напротив, порча, грязь совпадают с совершенством — богоподобным философским камнем. Заземление есть же и вознесение, достижимое рукотворно. Значит, именно руки адепта и есть помощники, соперники бога в деле преображения. Устремленность к земному в алхимии знаменательна и в известном смысле противостоит собственно средневековью. Вместе с тем в алхимических текстах усматривается и противоположный ход, как-бы Уравновешивающий земную ориентацию адептов. Только-только сквозь голубое небо зачернела земля, вновь — вселенские выси. Яйцо философов (алхимический символ Вселенной) — модель макрокосмоса. Живое бытие —алхимия —хочет упразднить схему или, по крайней мере, расшатав, подправить ее.
15 комментариев
Как приготовить суп харчо
Суп харчо известен многим с давних советских времен. Но настоящий харчо кардинально отличается от «столовского». Этот сытный, острый мясной суп — настоящий рецепт для гурманов. Однако найти «правильный» рецепт не просто, ведь его интерпретаций существует огромное множество (ровно как и рецептов борща). Лучшие рецепты расскажут как приготовить ароматный суп харчо из доступных всем продуктов.
Во многих рецептах настоящим харчо считается суп из баранины, однако с этим можно поспорить. Рекомендуем использовать в этом рецепте говядину (не постную. можно на косточке)— доступно и вкусно. Консистенция супа далека от привычной нам, это обязательно густой, пряный суп с чесноком и зеленью.
Ингредиенты. говядина (чем старее была коровка, тем лучше), лук, морковь, много чеснока, половина стакана очищенных грецких орехов, зелень (укроп, петрушка, кинза), горсть длиннозернистого риса, сливы (или готовый соус ткемали), томатная паста, соль, перец, зерна кориандра, Хмели-сунели.
Рецепт приготовления супа харчо
Суп варится не быстро, поэтому запаситесь терпением и получайте удовольствие.
1. Отварите говядину в течении нескольких часов. Нам нужен крепкий прозрачный бульон и мягкое, проваренное мясо.
2. Достаньте готовое мясо и, отделив от кости, нарежьте кусочками 1,5х1,5 сантиметров. Верните мясо в бульон.
3. В кипящий бульон с мясом нужно добавить соус ткемали (1 столовая ложка на литр супа). Если его раздобыть не удалось, кладем столько же пюре слив или томатную пасту. С томатной пастой суп станет красивого золотистого цвета. Рекомендую. Пробуем на вкус — должен получится достаточно кислый суп.
4. Проварить до закипания и ввести кубики моркови, мелко нарезанный лук, накрыть крышкой и варить минут 15.
5. Готовим ореховую массу. Орехи немного обжариваем для аромата и толчем в ступке вместе с чесноком. Последнего в суп нужно класть много — головку не меньше. Всю эту смесь вводим в суп. Если нет ступки, чеснок можно раздавить с помощью чеснокодавилки, а орехи раздавить скалкой.
6. Добавляем горсть риса (4 ст. л. без горки) и варим рис 10 минут. Следом вводим чесночно-ореховую смесь и варим еще четверть часа. Только после этого кладем специи — чайную ложку хмели сунели, перец горошком, соль, семена кориандра смеленные в ступке. Если желаете добавить остроты — пожалуйста, перец чили мелко нарезанный без косточек.
7. Убавляем огонь до минимума, кладем нарубленную зелень, томим 2 минуты и выключаем суп. Даем ему настояться минут 10 и угощаемся. Вкусно со свежим лавашом.
Очень вкусные рецепты с нашего сайта
Грибной суп из белых грибов
Гороховый суп пюре
Овощной суп с куриными фрикадельками
Горячий кислый суп
Горячий кислый суп ингредиенты
- Чеснок - 2 зуб.
- Острый перец чилли - 2 шт.
- Имбирь - 1 шт.
- Грибы - 250 гр.
- Растит. масло
- Соевый соус - 3 ст. л.
- Рисовый уксус - 4 ст. л.
- Мед - 1 ч. л.
- Овощной бульон - 1,5 л.
- Сыр тофу - 150 гр.
- Луковица - 2 шт.
- Зел. лук - ½ пучка
- Яйцо - 1 шт.
- Соль - по вкусу
- перец - по вкусу
Как приготовить Горячий кислый суп
1. Этап
Подготовить все ингредиенты, грибы нарезать пластинками, чеснок очитить и пропустить через чеснодавилку, перец очистить от семян, имбирь и лук мелко нарезать.
2. Этап
На растительном масле обжарить грибы в течении 5 мин. Затем добавить чили, чеснок и готовить еще несколько минут.
3. Этап
Смешайте соевый соус, уксус, мед и добавте немного перца, хорошо перемешайте. Добавте смесь и грибам и немного протушите.
4. Этап
Поставьте вариться бульон, когда он закипит высыпать в него все со сковороды. Варите на медленом огне.
5. Этап
Порежтье не сильно крупно тофу, взбейте яйцо, нарежьте зеленый лук.
6. Этап
Тонкой струйкой влейте в каструлю яйцо в это время помешивая что бы образовались как бы тонинькие ленточки, добавьте лук и тофу, варите примерно 10 минут, посолите и добавте специи по вкусу. Подавать с зеленым луком.
style="display:inline-block;width:300px;height:250px"
data-ad-client="ca-pub-6667286237319125"
data-ad-slot="5736897066">